Чекисты [Сборник] - Юрий Герман

— Отдай винтовку по-хорошему. Мы — воробьевцы.

Я впервые услыхал о Воробьеве. Кто такой — не знаю. Говорю: «Веди нас к нему в штаб».

Идем по деревне. Никто на нас не обращает ни малейшего внимания, ходят из дома в дом, о чем-то переругиваются. Затем видим группу бойцов, как видно только что вышедших из боя. И эти тоже не смотрят в нашу сторону. Привел нас парнишка в штаб. У стола, развалившись, сидит парень, одет хорошо, весь увешан оружием.

— Кто такие?

— Да мы вот…

— Ладно, идите во вторую роту, там вас зачислят. Оружие есть?

— Есть, говорим. — Вы хотя бы спросили, откуда мы. Может быть, не хотим у вас оставаться?

— А не хотите, так проваливайте откуда пришли! — хладнокровно отвечает парень. Как мы узнали вскоре, это и был командир отряда Воробьев.

Его помощник, зайдя в эту минуту в избу, увидев меня, сразу стал оправдываться:

— Товарищ начальник, я не дезертир, я ни в чем не виноват…

Я узнал его: это был Володя Ковалев, наш партизан. Как-то еще весной он был послан в разведку и не вернулся. Теперь выяснилось, что он отстал и, не найдя нас на прежнем привале, вступил в отряд Воробьева.

Воробьев, заметив смущение своего помощника, недовольно проворчал:

— Что ты перед ним оправдываешься? Ты же — воробьевец!

— Дурак ты! — сказал ему Ковалев в сердцах. — Ведь это же начальник особого отдела Второй бригады!

Это известие заставило Воробьева измениться. Теперь уже я стал выяснять, кто он такой и кому подчинен. В ответ услышал нечто удивительное:

— Никому мы не подчинены.

Вот это — новость! Отряд в пятьдесят два бойца среди бела дня действует в восемнадцати километрах от Пскова, и никто о нем не знает.

Воробьев рассказал нам свою историю. Родом он был из соседней деревни и, чтобы избежать отправки в Германию, поступил служить в волостную полицию. Но через полгода забрал у полицейских оружие и вместе со своей женой Шурой ушел в лес. Действовал на свой страх и |риск: разгромил два волостных управления, уничтожил немецкие документы — и все это вдвоем с женой! Местные жители прятали его от немцев; за его голову была назначена крупная награда. Весной 1943 года к нему присоединились еще три человека, бежавшие из немецкого плена, а за лето вырос отряд. Примкнули к нему и трое партизан из нашей бригады, отставшие вместе с Ковалевым.

Еще не зная, где находится Восьмая бригада, куда я шел с назначением, я объявил Воробьеву, что. отныне он будет подчиняться штабу этой бригады. Воробьев согласился. Тут же предложил нам участвовать в бою:

— Вблизи Черехи (пригород Пскова) стоит взвод немецких прожектористов. Мы думаем их пощипать. Пойдете с нами?

— А ты разведал обстановку? — спросил я.

— Чего там еще разведывать! Мне верные люди дали информацию.

— Ладно, пойдем, — согласился я, а сам наблюдаю: выстраивается отряд, дисциплины никакой, сплошная махновщина. Ребята рослые, сильные, вооружены трофейными автоматами, есть и пулеметы, но гранат почти нет.

К Черехе подходим ночью. Воробьев смело идет впереди, с ним несколько бойцов, отлично знающих местность. Немцев-прожектористов мы застаем врасплох, спящими, в одном белье. Поднимается шум, перестрелка. Прожектора Воробьев приказал уничтожить. Захватили в плен фельдфебеля, нескольких солдат, забрали оружие. По-мальчишески, хвастливо Воробьев оставляет на месте разгрома записку: «Был, приду еще! Воробьев».

И в тот же вечер снимает свой отряд из Лужков, уходит в деревню Горушка. А деревня эта всего в трех километрах от Назимова, где стоит гарнизон власовцев: в бинокль видно, как движутся немецкие машины. Так что после дерзкого своего налета Воробьев прячется под самым носом врага. «Ну и Воробьев, ну и лихой парень», — думаю я.

Я решил на время остаться в этом «диком» отряде. Дело в том, что из бесед с бойцами, перебежавшими к Воробьеву из назимовского гарнизона, я узнал, что настроение в этом гарнизоне неустойчивое. «Дайте только знак, все перебегут, — сказали мне бойцы. — Никто с партизанами воевать не хочет». И тут возникла мысль: а нельзя ли разложить этот гарнизон, «взорвать» его изнутри? Ведь там около двухсот человек!

Узнаю, что в Стремутке, под Псковом, находится штаб первой ударной бригады власовской армии. Командир ее — белогвардеец, генерал Иванов, начальник штаба — полковник Кримияди. В селе Шванибахово — штаб батальона под командованием какого-то графа Ламсдорфа. Половина батальона в селе Назимове, командиром там некий Жданов.

Вот когда для исполнения задуманного плана пригодились старые мои чекистские связи! В мелеховской волости были наши люди: писарь Иван Иванович и учительница Тина. Через нашу разведчицу я вызвал Тину на свидание. Учительница обрадовалась, заплакала — ведь давным-давно не видела своих. Рассказала, что солдаты из Мелехова часто приходят на танцы в Назимово, что в гарнизоне есть у нее знакомый лейтенант Валентин Зуевич, который с радостью ушел бы от немцев, да боится. В селе Шванибахове капитан Иван Касьянов также настроен против немцев.

По моему заданию Тина пошла к Касьянову и принесла от него письмо, в котором содержались сведения о вооружении батальона. Писарь Иван Иванович сообщал мне, что делается в Назимове. Затем Тина уговорила лейтенанта Зуевича встретиться со мной. В условленное время мы с ним увиделись. Это был молодой, крепкого сложения человек, общительный, веселый. Рассказал, что ищет случая, чтобы уйти и увести свой взвод. Солдаты ушли бы давно, но побаиваются неизвестности. Офицеры настроены по-разному.

Я поручил Зуевичу постепенно подготовлять солдат к переходу на нашу сторону, действуя осторожно, но настойчиво. На этом мы с ним расстались. Начало было неплохое.

Затем мы решили написать письма графу Ламсдорфу и Жданову, начальнику гарнизона в Назимове. Мы писали им о бессмысленности войны между русскими людьми: наша общая задача — прогнать с русской земли немцев. В заключение пригласили для переговоров. Письмо подписал я, назвавшись комиссаром партизанской бригады: напишешь «чекист» — еще отпугнешь.

Первым на встречу с нами явился Жданов. Бывший лейтенант Красной Армии, он попал в плен под Таллином еще в 1941 году. Разговаривая со мной, смущается, чувствует свою вину. Я убеждаю его перевести к нам гарнизон и вместе воевать против немцев. Жданов вроде бы и согласен, но чего-то боится.

Ночью после этой встречи к нам пришел Зуевич и рассказал, что Жданов собирал своих офицеров, сообщил им о встрече со мной. Офицеры приняли это сообщение сдержанно. Зуевич, памятуя наш инструктаж, промолчал, чтобы ничем пока не выделяться и не выдать себя.

В ту же ночь к нам перебежали из Назимова девять солдат. Большого труда стоило нам с Воробьевым убедить их возвратиться в гарнизон и подготовить там других солдат. Не очень охотно, но все же перебежчики отправились обратно.

На следующий день ординарец Жданова принес письмо. Теперь между нами и власовцами завязалась официальная «дипломатическая» переписка. Вот что писал нам командир гарнизона:

«С вами я говорил насчет дальнейших действий. Мы будем вместе бороться на благо нашей Родины, но я не решаюсь прийти к вам один, я приду с ротой, дайте срок. Если вы пожелаете прийти к нам, то пожалуйста, не бойтесь, будьте уверены, мы люди свои, стрелять я в вас не разрешаю, так же как и вы.

С приветом к вам, Жданов. 7.Х 1943 г.»

Ну, думаю, лед тронулся! Еще бы, ведь неделю назад они еще воевали с нами. Теперь не зевай, лови жар-птицу за хвост! Вместе с Воробьевым мы уже потираем руки, сидим ночью и разрабатываем план перевода власовцев. А рано утром Воробьев меня будит.:

— Вставай, Григорий Иванович, еще пакет от Жданова.

Вскрываю пакет.

«Комиссару бригады. Товарищ комиссар, ваше предложение находится сейчас в стадии обсуждения. Окончательного решения самостоятельно по вашему предложению я принять не в состоянии. Я жду моего непосредственного начальника, с которым мы вместе прибудем к Вам, в Ваш штаб для детального обсуждения…»

Вот тебе и жар-птица! Поторопились мы с Воробьевым радоваться: Жданов-то испугался, тянет… Далее он писал, что согласен явиться со своим начальником к пяти часам вечера.

«Мы обязательно постараемся прибыть… Но возможно и опоздаем. Убедительно прошу Вас, товарищ комиссар, не рассматривать это как нежелание, как бы ни было поздно, но сегодня мы обязательно будем. Прошу Вас быть уверенным в нашем благородстве.

Н. Жданов».

Итак, Жданов оказался тряпкой и болтуном. Что ж, посмотрим, каков его начальник граф Ламсдорф. Вряд ли от него можно ждать хорошего… Но мы посылаем ответ, назначаем место встречи и, не очень-то надеясь на «благородство» представителей власовцев, отправляем группу автоматчиков в засаду.

И что же? Опять является на свидание только Жданов, опять начинается длительная беседа, уговоры, агитация. И опять он как будто соглашается, но просит подождать: на днях к ним. должны прибыть танкетки, тогда он приведет их с собой. Я его слушаю, а сам думаю: «Хитришь, стервец! Получите танки, тогда пойдете нас давить. Нет, так дело не пойдет!»